Лиз вернулась с работы и хотела внимания. Я должен был написать музыку. Она стояла у холодильника, одетая в свои красные трусики-стринги с работы. Глаза закрыты, губы влажные и приоткрыты, руки обнимают ее тоскующую шею, спина выгнута дугой, груди устремлены ввысь, и она слегка стонет.

Но я писал дальше.

У меня не было ни студии, ни даже четырехдорожечного магнитофона. Я просто использовал два маленьких дерьмовых портативных магнитофона, накладывая треки то на один, то на другой. Всю работу я делал на полу своей квартиры на Третьей улице, за окном выли бомжи.

Я смотрел фильм с камерой Стивена, подключенной к моему маленькому черно-белому телевизору, записывая на один магнитофон линию виолончели на крошечной клавиатуре, затем линию альта на второй клавиатуре, слушая линию виолончели, затем воспроизводя ее и играя вторую скрипку на первом магнитофоне, потому что вы все еще могли слабо слышать линию виолончели, когда я играл линию альта. Я наслоил все четыре части, переходя от одного магнитофона к другому.

Джим протащил нас в студию звукозаписи, где работал его друг. Джим сунул парню немного денег, и в полночь ко мне приехал струнный квартет, собранный Джилл Джаффе.

Они вошли в дом, установили оборудование, и инженер все время оглядывался через плечо, чтобы проверить, не пришел ли хозяин и не поймал ли его.

Что я написал? Я нервничал.

Чудо.

Я был поражен. Это звучало невероятно. Я очень переживал, что он будет звучать занудно, но он был прекрасен. Игроки очень помогли, они действительно оживили его, но мне казалось, что я изобрел струнный квартет.

-

Мне позвонили и предложили приехать в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с кинокомпанией и сделать партитуру для фильма Аарона Липстадта "Городские пределы". На самом деле у меня не было работы, хотя я думал, что она моя, если я захочу, но я должен был приехать туда, посмотреть фильм и после этого предложить им свою кандидатуру. Мне не очень хотелось это делать. Я не хотел лететь в Лос-Анджелес, чтобы продать им себя как композитора. Где-то по пути я нашел менеджера, Фрэнка, который уговорил меня поехать.

Мой рейс рано утром. Я пытаюсь лечь в постель в обычное время, но не могу уснуть. Лиз вышла. Когда она вернулась, то должна была принести мне дурь для поездки и оставить ее на пианино. Я встаю, а Лиз уже пришла и ушла. На разбитом зеркале над пианино лежит одна маленькая полоска дури. Я ожидал получить посылку. Как это поможет мне пережить поездку? Я вытряхиваю дурь из пианино и отправляюсь в аэропорт.

Я выхожу на улицу. Я получаю работу. Они нанимают этого парня, Боба, потому что я никогда не делал полноценных партитур для фильмов. Я не знаю, в чем его функция, но я его терпеть не могу. Они слышали мою работу для "Незнакомца", которая их впечатлила, и они знают группу, но это полноценный, большой голливудский фильм, и они думают, что мне понадобится помощь.

У меня нет наркоты, и я не знаю, где ее достать. Во время встречи с продюсерами у меня горят глаза. Я говорю им, что простудился, и отправляюсь в отель отдохнуть. Я звоню Лиз и говорю, чтобы она немедленно отправила мне наркоту.

Посылка приходит через день, и я спешу на стойку регистрации, чтобы забрать ее. Я понятия не имею, безопасно ли пересылать наркоту через всю страну, и боюсь, что меня поймают. Ночной парень, работающий на ресепшене, внимательно осматривает меня.

"Эй, приятель, тебе что-нибудь нужно?"

Я немного параноик, но в конце концов покупаю у него грамм кокса и спешу наверх с кокаином и своей посылкой FedEx. У меня странное чувство, что это тот самый парень из офиса SSI, который встал на одно колено и сказал: "Мне нужны деньги!".

Я вдыхаю линию наркоты, а затем линию кокаина "Спиди" ночного парня.

Кокаин поражает вас первым. Пока я жду, когда наркотик начнет действовать, у меня начинается такая паранойя, что я сажусь на корточки рядом с унитазом, готовый смыть все, когда ко мне ворвутся агенты по борьбе с наркотиками.

Лиз хочет приехать в Лос-Анджелес. С Марией еще не все кончено, но в то же время все уже давно кончено. Я дожевываю последнюю строчку из пакета FedEx и отправляюсь в аэропорт встречать Лиз. Я дремлю за рулем, пару раз выезжая на полосу встречного движения.

Я ожидал, что Лиз выйдет с героином, но у нее его нет. Она собирается колоться. У нее есть пакет с сердечным лекарством под названием "Катапрес", которое используется, кажется, для снижения кровяного давления.

Кинокомпания сняла для меня квартиру в этом здании для свингеров в Бербанке. Они все гуляют у бассейна. Я чувствую себя огромным жуком и не могу иметь ничего общего с этими свингерами.

Я принимаю Catapres вместе с Лиз в течение нескольких дней, а потом прекращаю. От него я слишком устаю, и я слышал, что от него может остановиться сердце. Я нахожу место, где мне ставят капельницу с витамином С, и после этого я в порядке. В каком-то смысле, я уже вроде как набрался сил. Но после приема витамина С я чувствую себя спокойным.

Привычка Лиз гораздо хуже, чем моя. Тем не менее меня немного тошнит, и я не могу уснуть. Ночью я так сильно ворочаюсь в кровати, что Лиз берет подушки с дивана и кладет их посреди пола, чтобы спать на них.

Она принимает тонну "Катапреса". Это, конечно, не может быть безопасно, но Лиз просто лежит на этих подушках несколько дней, почти не двигаясь. Она не принимает ванну, и это похоже на то, как если бы посреди квартиры лежала большая, больная, вонючая собака с рыжей шерстью. Я прихожу спать. Теперь, когда я чувствую себя лучше, мне хочется заняться сексом, но если я попытаюсь прикоснуться к Лиз, на меня нападет щелкающий аллигатор, который завладел ее телом. В остальное время я целыми днями пропадаю в студии, которую они оборудовали для меня на бульваре Сансет прямо над их офисом.

Я не выношу Боба. Бедный Боб. Он из Нью-Йорка, и мы должны ладить, но он говорит такие вещи, как "What's the prob?" вместо "problem". Если вы хотите стать моим другом, то можете сделать одну вещь: во время разговора ставьте воздушные кавычки вокруг интересных слов